Неточные совпадения
«И с чего взял я, — думал он,
сходя под ворота, — с чего взял я, что ее непременно в эту минуту не будет дома? Почему, почему, почему я так наверно это решил?» Он был раздавлен, даже как-то унижен. Ему хотелось смеяться над собою со
злости… Тупая, зверская злоба закипела в нем.
— А не воруй! — крикнул Ганя, чуть не захлебываясь от
злости; вдруг взгляд его встретился с Ипполитом; Ганя чуть не затрясся. — А вам, милостивый государь, — крикнул он, — следовало бы помнить, что вы все-таки в чужом доме и… пользуетесь гостеприимством, а не раздражать старика, который, очевидно, с ума
сошел…
— Что же, твою любовь от
злости не отличишь, — улыбнулся князь, — а
пройдет она, так, может, еще пуще беда будет. Я, брат Парфен, уж это тебе говорю…
До самого вечера Марья
проходила в каком-то тумане, и все ее
злость разбирала сильнее. То-то охальник: и место назначил — на росстани, где от дороги в Фотьянку отделяется тропа на Сиротку. Семеныч улегся спать рано, потому что за день у машины намаялся, да и встать утром на брезгу. Лежит Марья рядом с мужем, а мысли бегут по дороге в Фотьянку, к росстани.
А тут еще Яшка Кормилицын… — со
злостью думала девушка, начиная торопливо
ходить по комнате из угла в угол. — Вот это было бы мило: madame Кормилицына, Гликерия Витальевна Кормилицына… Прелестно! Муж, который не умеет ни встать, ни сесть… Нужно быть идиоткой, чтобы слушать этого долговолосого дурня…
И так как
злость (даже не
злость, а скорее нравственное окостенение), прикрытая лицемерием, всегда наводит какой-то суеверный страх, то новые «соседи» (Иудушка очень приветливо называет их «соседушками») боязливо кланялись в пояс,
проходя мимо кровопивца, который весь в черном стоял у гроба с сложенными ладонями и воздетыми вверх глазами.
Ей казалось, что это — только
злость: догадывается, что его обманули, и злится. С ума не
сойдет,
сходить дураку не с чего. А если и
сойдет, что же, безумие веселит глупых!
Вообще все суждения его об Европе отличались
злостью, остроумием и, пожалуй, справедливостью, доходящею иногда почти до пророчества: еще задолго, например, до франко-прусской войны он говорил: «Пусть господа Кошуты и Мадзини
сходят со сцены: им там нет более места, — из-за задних гор показывается каска Бисмарка!» После парижского разгрома, который ему был очень досаден, Бегушев, всегда любивший романские племена больше германских, напился даже пьян и в бешенстве, ударив по столу своим могучим кулаком, воскликнул: «Вздор-с!
В эти две-три минуты Яков испытал, как сквозь него
прошли горячие токи обиды,
злости,
прошли и оставили в нём подавляющее, почти горестное сознание, что маленькая женщина эта необходима ему так же, как любая часть его тела, и что он не может позволить оторвать её от него. От этого сознания к нему вновь возвратился гнев, он похолодел, встал, сунув руку в карман.
Вижу — на словах мне его не одолеть, да и
злость моя
прошла, только обидно мне пред ним.
Когда я вспоминаю о своем гаденьком вилянье перед Наташей, меня
злость берет: уж два дня
прошло; как мальчик, шалость которого открыта, я боюсь разговора с нею и стараюсь избегать ее.
— Весна, весна скоро!.. Константин Сергеевич, видите небо? Завтра солнце будет… Солнце! Господи, какая мутная была темнота! Как люди могут жить в ней и не
сойти с ума от тоски и
злости! Я совсем окоченела душой… Все время мне одного хотелось: чтоб пришел ко мне кто-нибудь тихий, сел, положил мне руки на глаза и все бы говорил одно слово: Солнце! Солнце! Солнце!.. И никого не было! Хотела сегодня закрутиться, закутить вовсю, чтобы забыть о нем, а вот оно идет. Будет завтра. Любите вы солнце?